— И так, объект молод, и это первое, что нам известно, — грифель заскрипел по белоснежному листку. — Во-вторых, он смел, почти безрассуден, нагл, отменно выдержан, почти не теряется в опасной ситуации. Честно говоря, все эти качества сделали бы честь любому офицеру жандармского корпуса.

Листок перед ним начал заполнятся ровным аккуратным подчерком, которому бы позавидовал любой коллежский асессор[2].

— Третье — это странная сдержанность в добыче. Зачем довольствоваться малым, если можно получить гораздо больше. У купца первого гильдии, который вдобавок владеет всеми самоварными мануфактурами империи, в доме должно храниться немало ценностей. А это значит, что наш преступник не только ловкий, но и осторожный малый. Очень необычное качество для такого преступника. Боюсь предположить, Александр Никитич, но мы еще не раз услышим об этом человеке… А пока нужно поднять на уши всех осведомителей. Может кто-то их них что-то слышал на улице. Такие деньги наверняка где-то должны всплыть, раз они так сильно понадобились. Может кто-то кому-то много должен, может где-то всплывет странная дорогостоящая покупка. И обязательно прошерстить всю нашу картотеку. Вдруг, этот молодой да ранний окажется в ней. Вряд ли, конечно, но попробовать стоит. А теперь работать!

Адъютант, коротко поклонившись, развернулся и пошел к двери. Однако, уже открыв ее, задержался.

— Михаил Павлович, мне сейчас пришла в голову одна идея, — начал он в нерешительности, видимо, не зная, как рассказать шефу.

Уже усевшийся в свое кресло, Мирский разрешающе кивнул. Мол, рассказывай.

— Я читал в полицейских донесениях, что в последнее время участились преступления с упоминанием какого-то Котовского. Филеры докладывают, что преступник очень изобретателен, ко всему подходит с выдумкой и старается обходиться без крови. Знаете, все преступления Котовского немного похожи на этот случай с господином Могутой. Как говорится, типаж схож…

Выслушав это с интересом, Мирский тут же затребовал все сведения о преступлениях в столице с этим самым Котовским. Решил посмотреть, а не пустышка ли идея его подчиненного. Ведь, часто именно устами младших чинов глаголет истина.

— Так… — бормотал он, углубившись в толстенную кипу бумаг. — Любопытно…

Какого же было его удивление, когда все подтвердилось. Преступления с этим самым Котовским, которые почему-то прошли мимо его, Мирского, внимания оказались на удивление схожи с тем, которое вызвало такой резонанс в столице. Естественно, сходство было не внешнее, а, если можно так сказать, внутреннее. Везде преступник действовал с какой-то нечеловеческой изобретательностью и поразительной наглостью. Словом, почерк был налицо.

— Вот же сукин кот! Это же сколько у нас фактов зарегистрировано? Почти три десятка… Просто шельмец… Но даже будь он семи пядей во лбу, одному такого все равно не провернуть. Получается, у нас вырисовывается настоящая организация! Так, Александр Никитич, все дела с этим Котовским немедленно изъять из юрисдикции полиции. Подготовьте все необходимые бумаги. Это дело государственной безопасности, а значит, наше дело.

[1]Безбилетные шалавы — в РИ в указанный период все проститутки обязаны были регистрироваться в соответствующем порядке, получая при этом специальный билет. Естественно, были и те, кто желал работать с клиентами без регистрации и, соответственно, без уплаты налогов.

[2]Коллежский асессор — гражданский чин в Российской империи начала XVIII в. — начала XIX в. Мог занимать должности регистратора, советника, секретаря.

Глава 25

Маросейка

Доходный дом из жженого красного кирпича

В комнате, про которую в воровском мире столицы ходили настоящие легенды, царил привычный полумрак, скрывавший двух ее обитателей. Гость — испуганный урка в широченных брюках, рубашке навыпуск и темном пиджаке — напротив, был ярко освещен светом от небольшого торшера.

— Рассказывай, Сом, что знаешь, — раздался негромкий хриплый голос из правого угла комнаты. — Все выкладывай.

Урка, и правда, похожий на сома плоской рожей и тусклыми выпуклыми глазами, нервно втянул голову в плечи. Со Старшими, от которых на Улице зависело все и даже больше, он еще так близко не встречался. Больше разговоры разные слушал, от которых на душе аж кошки скреблись.

—… Так, че рассказывать-то? Все уже рассказал Смотрящему. Видел я этого фраера, когда того жирного лоха «раздел», — начал он, то и дело облизывая искусанные губы. Волновался, а как же иначе. Чай, не с копеечной гопотой базарил, а со Старшими. Тут очко так жмет, что держись. — Я тогда от своей марухи возвращался. И так отлить прижало, что в кусты нырнул. А этот как раз с купеческой повозки спрыгнул. В руках здоровенный пакет держал, с баблом, похоже…

Чуть придя в себя, совсем разошелся.

—… Этот Котовский же салабон совсем. Его соплей перешибить можно. Да, если бы я знал, что эту падлу вы ищите, я бы его прямо там отмудохал. Мама бы родная не узнала. Я же думал, что это какой-нибудь дворянчик, богатенький сынок, которого Смотрящий трогать запретил. Зуб даю, я бы его, как последнего…

В левом углу послышался недоверчивый смешок. Похоже, один из Старших сильно сомневался, что гость что-то мог бы сделать.

— Никшни, Сом, — вновь раздался тот же самый голос из правого угла комнаты. — Больно красиво жалом водишь. Смотри, как бы его не укоротили. Еще есть, что сказать по делу?

Тот живо побледнел. Вмиг вся словоохотливость пропала. Головой замотал, того и гляди отвалится.

— Пошел…

Урку словно ветром сдуло. Казалось, только сидел на стуле у самого окна, и вот уже у двери. Поклонился в темный угол, где сидели Старшие и тут же исчез за дверью.

После его ухода еще некоторое время в комнате царила тишина. Потом несколько раз щелкнула зажигалка, в полумраке сверкнул огонек и тут же в воздухе поплыл ароматный запах дорогой сигары.

— Интересно… — послышался голос из правого угла. Там же то и дело зажигался огонек тлеющей сигары. — Один говорит — Котовский низок, другой — высок, третий — толстый, четвертый — худой. Ясно, что это не одиночка. Выходит, среди нас завелись крысы.

— Думаешь, свои? — с удивлением спросил второй голос. Чувствовалось, что об этом он не думал. — Может залетные? Решили бабла срубить по-быстрому, а потом свалят к себе. Какие-нибудь молодые да ранние, голодные до кровушки.

Вновь опустилась тишина. Густые клубы дыма медленно плыли в воздухе, поднимаясь к самому потолку. В правом углу явно не спешили с ответом.

— Не-е, свой это, — наконец, заговорил. — Ливером чую, что среди нас он ходит. Все ходы и выходы, все местные расклады знает. Пришлый давно бы уже где-нибудь наследил. А этот, гад, здесь свой, поэтому и все шито-крыто. Сукой буду, свой он. Нужно всех на Улице на уши поднять, чтобы этого Котовского искали. Все равно кто-то рано или поздно проговориться и тогда мы за все спросим с этих клоунов.

Почти полдень. Солнце светило так, что камни мостовых пышут жаром, не хуже настоящей печи. Босиком не ступишь, обожжешься. Все с улиц попрятались. Если и выходят, то только по большой надобности. Дамы и девицы все в белом, укрывшись кружевными зонтиками. Господа же, оказавшись на жаре, сразу же звали извозчика, чтобы спрятаться в спасительной тени кареты. Лишь бродячим псам раздолье, во множестве развалившимся под деревьями и кустами. Блаженствовали, даже голов не поднимая.

На летней веранде кафешки под зонтиками млели немногие завсегдатаи. Над столиками плыл вкусный аромат знаменитых булочек с изюмом, рецепт приготовления которых знал лишь здешний хозяин кафе. Ни у кого так вкусно не получалось. Сказывали даже, что именно такую выпечку подают к столу самому генерал-губернатора столицы Его Высокопревосходительству графу Орлову[1], который без нее не начинает свой день.

Рафи, одетый с иголочки, тоже был здесь. Решил побаловать себя после весьма непростого дня и угоститься мороженым, тем более с деньгами теперь вообще, не было никаких проблем. Выбрал столик, зонтик над которым был весь увит лозою винограда, и медленно наслаждался клубничным мороженым.